Просто удивительно, что эта мастерски написанная пьеса с детективной интригой, превосходящей иные романы Агаты Кристи, на долгое время выпала из поля зрения театров. Она широко прошла по советским сценам еще в 30-е годы прошлого века (в том же пушкинском театре к ней тогда обратился А. Г. Крамов), ставилась в 50-е и 60-е, а в 70-х из нее сделал трехсерийный телефильм режиссер Владимир Басов. Вероятно, успех неоднократно показанного фильма и привел к перерыву в театральной биографии пьесы. Считалось: зритель не пойдет в театр на то, что он уже видел по телевизору. А если учесть, что в главной роли Роберта Кэплена зритель видел Юрия Яковлева, а сам Басов играл Чарлза Трэвора Стэнтона, то далеко не в каждом театре нашлись бы и актеры, которые не побоялись бы зрительских сравнений.

Но вот в прошлом году в Московском театре им. Маяковского «Опасный поворот» поставил один из именитых режиссеров современной России Сергей Арцибашев. Не знаю, в какой степени этот факт повлиял на аналогичное решение Александра Барсегяна, но знаю, что он внимательно следит за театральной жизнью и умеет точно улавливать ожидания и запросы своего зрителя, то есть, проще говоря, точно прогнозирует, на что народ пойдет. Никогда специально не осовременивая старые пьесы (все характерные приметы времени и места действия соблюдаются), он безошибочно улавливает то, что делает их созвучным нашему времени, как, например, «Доходное место» А. Н. Островского или «Милый друг» по Ги де Мопассану.

В написанной в 1932 году первой пьесе Дж. Б. Пристли, сразу сделавшей знаменитым этого английского журналиста и литературоведа, советские комментаторы отмечали прежде всего «лицемерие господствующего класса, лживость буржуазной морали». Как оказалось, и у нас теперь появилась своя буржуазия, и за внешней респектабельностью порой обнаруживаются весьма существенные нравственные изъяны. Я даже подумал о том, что из «Опасного поворота» вполне можно сделать ремейк по примеру того, как Никита Михалков на основе известного американского фильма сделал «Двенадцать». Но, как уже сказано, Александр Барсегян таких соблазнов избегает.

Он приглашает нас в гостиную богатого английского дома. О богатстве мы можем догадаться по большому белому камину в центре зала, стильным черным платьям женщин, добротным костюмам мужчин, да, пожалуй, по той сытой безмятежности, с которой проводят вечер, попивая вино и виски, ухоженные дамы и господа. А вот кресла и пуфики — явно из другой оперы. Некоторые из моих коллег считают, что вообще в театре имени Пушкина сценографии не уделяют должного внимания. Мне кажется, что при очень скромных материальных возможностях, этот важный в образном решении спектаклей компонент всё же не остается без внимания. Во всяком случае, то, что цветово весь спектакль сделан на сочетании черного и белого — это, конечно, лобовое решение, но оно находится в полном соответствии с теми выводами, к которым подталкивает нас развитие действия.

Действие, замечу, могло бы развиваться и динамичнее. Пускай события происходят во время, когда ритм жизни был иной, чем сегодня, но современный-то зритель уже приучен схватывать и усваивать информацию быстрее. Да и не античная трагедия, в конце концов, играется, а детектив, где все одновременно и следователи, и подозреваемые.

В заслугу актерам ставлю то, что они умеют держать интригу, точно реагируя при этом на всё новые и новые открывающиеся обстоятельства, но до поры до времени храня в тайне то, что их герои считают возможным скрыть. Таким образом, «Опасный поворот» воспринимается не просто как детектив, а как самая настоящая психологическая драма. Все действующие лица выходят из опасной, затеянной ими игры в правду совсем иными, чем вошли.

Наиболее потрясенным оказывается наименее виновный. Засл. арт. Украины А. Вирченко показывает, как от открытия к открытию всё растеряннее (потеряннее!) становится его Роберт Кэплен, у которого за каких-то два часа рушатся устоявшиеся представления о мире, в котором он живет. Его супруга Фреда (засл. арт. Украины А. Оцупок) не столь простодушна. Под личиной радушной хозяйки дома постепенно открывается нечто садистско-мазохистское, заставляющее под конец смотреть на красивую женщину с брезгливостью. Роль самая трудная в спектакле, и, полагаю, Анна Оцупок исследовала еще не все темные подземелья души своей Фреды, но идет верным путем. Приятно отметить психологическую убедительность, пластическую точность в передаче внутреннего состояния у молодой актрисы Л. Кулакевич, в роли недооцененной окружающими «тихой мышки» Олуен Пиил. Другие молодые актеры — К. Миронов, которого я видел в роли брата Фреды Гордона Уайтхауза, и Е. Белая, играющая его жену Бетти (на эти роли есть и другие исполнители),— пока еще не обжились в образах своих героев. Если уж в театре решаются выпускать на сцену студентов, то, наверное, роли им надо давать все-таки посильные, с учетом их житейского багажа и профессионального опыта.

Опыт, владение суммой наработанных приемов позволяют сделать яркую роль засл. арт. Украины Н. Воротняку, играющему Стэнтона, но жаль, что за этой яркостью не видно глубины, а она драматургией предусмотрена. В этой «своей» компании ненадолго оказывается «посторонняя» — писательница Мод Мокридж (засл. арт. Украины С. Ковтун). Ее воспринимаешь как alter ego (второе «я») автора пьесы. У меня возникли еще и ассоциации с Агатой Кристи. Тонко всё подмечающая, тактичная английская леди, понимающая больше, чем высказывает.

Да и всегда ли надо говорить всё, что знаешь; всё, что думаешь? Спектакль (особенно финальный монолог Роберта) заставляет всерьез задуматься об этом. Но с другой стороны — насколько долго можно комфортно существовать во лжи?

Юрий Хомайко